В незакрытое окно, растрепав занавески и едва не уронив с подоконника горшок с гиацинтом, влетел теплый летний ветер. Покружил по рабочему кабинету, прошелестел страницами, растрепал волосы сидящему за столом человеку, да и замер, наткнувшись на пристальный синий взгляд.

   Лицо человека было непроницаемо спокойным, из чего вовсе не следовало, что он спокоен; просто выработанная годами привычка. Человек сжимал в руке бокал с красным вином, откинувшись на спинку кресла.

   Внезапно дверь в кабинет с грохотом распахнулась, и на пороге возник молодой человек, на вид лет двадцати. Молодой человек был бледен, его руки дрожали мелкой дрожью, а зрачки неестественно расширились.

   – Я так больше не могу! – Почти прорыдал молодой человек с порога. – Они сведут меня в могилу, они меня доконают, они все меня ненавидят!

   Человек за столом задумчиво посмотрел на вошедшего, пригубил вино и поставил бокал на стол.

   – Что у вас опять стряслось? – В голосе человека сквозила легкая усталость и легкая же насмешка. – Да, так, к слову. Юноша, если мне моя память ни с кем не изменяет, я, вроде бы, запретил вам появляться в Талиге под страхом смерти?

   – Эр Рокэ, я прошу вас, я умоляю! Что угодно: Багерлее, расстрел на месте, ссылка в Гальтары, суд Бакры – только дайте мне оправдаться! Дайте мне возможность восстановить мое доброе имя!

   – Ричард, может вы все-таки объясните сначала, в чем дело?

   Молодой человек грохнул об стол внушительного вида папкой с документами.

   – Вот.

   – И что это? – Герцог Алва взял в руки скоросшиватель с загадочной надписью «Дело Ричарда Окделла» на обложке.

   – Распечатки с форума. Они там, понимаете ли, устроили надо мной процесс. Без меня!

   – Ах, это. А я-то думал что-то серьезное… Припоминаю, припоминаю, – Рокэ улыбнулся. – Меня, правда, хватило только на пару страниц, а вот Савиньяки прочитали все, а потом периодически начинали что-то цитировать и ржать над этим.

   – Вот вам всем смешно. А я теперь не знаю, куда от стыда провалиться. Мое поведение, видите ли, не соответствует кодексу рыцарской чести! – Ричард мерил шагами комнату, нервно жестикулируя. – Можно подумать эти так называемые судьи знают все сто семьдесят три положения кодекса! Да я половину из пунктов обвинения совершил, руководствуясь этим кодексом! Им там, конечно, виднее, задним умом все крепки. Посмотрел бы я как они повели бы себя на моем месте не зная, что повлекут за собой поступки, и не зная всей картины событий.

   – Юноша, да успокойтесь вы, наконец. – Первый маршал тяжело вздохнул. – Я вас ни в чем не обвинял и не обвиняю. И вообще, на мой взгляд, означенным судьям было полезнее вместо всего этого, несомненно, достойного занятия посидеть и повспоминать, что они сами творили лет в семнадцать.

   – Но мое имя!

   – А оно вам нужно, это имя?

   Ричард задумался.

   – Имя – это, юноша, не главное. Обходился же я без него все это время. Просто такова человеческая природа: люди любят придумывать всяческие усложняющие жизнь условности и усложнять жизнь тем, кто этим условностям не следует. Куда как проще, на мой взгляд, поступать так, как подсказывает тебе совесть, которой, к слову, у меня нет, и не оправдывать себя красивыми высокими словами. Вам сказали, что убить меня – единственный способ спасти любимую женщину. Я не стану говорить, что вас дезинформировали, и это не спасло бы ее, как не стану говорить и того, что Катарину не посмеет тронуть даже Дорак, пока я ему этого не разрешу, а я не разрешу – надо будет, сам убью. Я скажу вам только то, что для меня ваш поступок понятен. Наивный, детский, но все же – честный. Я вам, в общем-то, все еще в прошлый раз сказал.

   Ричард коротко и нервно улыбнулся.

   – А еще этот мой новый якобы девиз… Придумают же!

   – Элементарно, Окделл. Просто ваш папа не читал вам в детстве Маяковского.

   Ричард замолчал, мучительно подбирая слова, не решаясь задать, пожалуй, самый важный вопрос. Страшно было не спросить – услышать ответ.

   – Эр Рокэ. Скажите, вы тоже считаете меня свином?

   – Нет. Я не считаю вас свином. Но ваш снобизм в отношении Марианны и Герарда меня, мягко говоря, настораживает.

   – Но ведь они…

   – Люди более низкого происхождения, чем ваше. Происхождение – это тоже одна из условностей. Покойные Килеан и братья Ариго были людьми, несомненно, высокого происхождения, хотя не скажу, что достойными. Скажите мне честно, Ричард, сейчас, зная обо всем, вы пожали бы руку означенным аристократам?

   – Нет.

   – Тогда больше мне сказать об этом нечего, думайте сами.

   На лице Повелителя Скал отразилась мучительная работа мысли: видимо он дейст-вительно решил последовать совету. Первый маршал осушил забытый бокал вина, а потом, будто вспомним что-то, достал второй.

   – Они обвиняют меня в том, что я не могу выбрать сторону… – глухо молвил вернувшийся к реальности юноша.

   – Ричард, выбирать какую-либо сторону вовсе не обязательно. Просто это опять же очередная условность. Так проще. Потому что в обмен на верность своей стороне и непреклонность в борьбе с противоположной, вы можете рассчитывать на поддержку своей стороны. А все ваши душевные метания и поиски истины – это нормально и вполне естественно. Большинство молодых людей вашего возраста, оказавшись на вашем месте, в таких же обстоятельствах, вело бы себя примерно так же. А что до обвинений… Людям свойственно обвинять ближних в «недостойных поступках» с точки зрения морали и тому подобной чепухи. Вот только почему-то, осуждая методы оппонентов, люди зачастую прибегают к ним сами, когда речь заходит о том, чтобы доказать свою собственную правоту и добиться своих собственных высоких целей. Все дело в том, что судить других несколько проще, чем копаться в себе.

   – Эр Рокэ, а вы философ…

   – Один умный эр сказал, что если человек женится, то либо он будет счастлив в браке и станет редким исключением, либо он станет философом. Но – нет. Я не философ. Я всего лишь реалист и прагматик, а высокие материи меня интересуют только, когда они могут оказать какое-либо влияние или невлияние на поставленную цель.

   Немного помолчали.

   – А эти мерские, мерсские слэшеры! Что за люди, у них даже невинные фразы типа «Первый маршал взял его оруженосцем» вызывают ехидные ухмылочки. Сколько про нас всего уже понаписано! А представляете, если Катари читала все это! – Ричард покраснел до корней волос.

   – Ну, во-первых, если кто-то напишет на заборе что-то вроде «Ричард + Рокэ = …», то из этого еще не следует, что мы с вами делаем это самое «равно» и уж тем более не следует, что мы должны это «равно» сделать да еще и за этим забором. А во-вторых, сколь мне подсказывает интуиция, добрую половину этих слэшей Ее Величество сама и пишет. Да еще и вашу сестру наверняка пытается в соавторы приобщить.

   Ричард побледнел.

   – Монсеньор, а кто же тогда пишет злую половину?

   – Кто-кто. Кансильер в пальто!

   – Эр Рокэ, но это же нечестно, подло и безнравственно! А давайте тоже что-нибудь про кого-нибудь напишем? – Восторженно просиял герцог Окделл.

   Герцог Алва осуждающе посмотрел на молодого человека.

   – Ну, или хотя бы анекдотов напридумываем, – вовремя ретировался Дик, осознав, что в очередной раз сморозил что-то окделлское. – Вон уже про нас с вами сколько анекдотов напридумывали…

   – Анекдоты, юноша, это хорошо. – Рокэ задумчиво разливал вино по бокалам. – Анекдоты придумывают, как правило, о персонажах, вызывающих симпатию. Что-то вроде признака популярности. Это как рейтинги в вечерних новостях, только вечерние новости врут, а анекдоты – нет. На прошлой неделе мы с вами обошли таких достойных эров, как Петька и Василий Иванович, теперь круче нас только Бивис с Батт-Хедом.

   Рокэ протянул молодому человеку бокал вина.

   – Ну, с возвращением!

   Выпили. Помолчали.

   – Эр Рокэ, а еще у меня какой-то баг проявился. Почему-то, всегда, когда я пишу слово «Талиг», Word подчеркивает его красным и предлагает заменить на «Тагил»…

   – Ричард, просто вам давным-давно пора добавить «Талиг» в словарь, а термин «Великая Талигойя» перевести в разряд устаревших оборотов.

   Герцог Окделл долго молчал, а потом, вероятно, решил, что надо же когда-то это сделать.

   – Ну, за Талиг! – по-мальчишески звонко воскликнул Дик и осушил бокал до дна.

   Еще помолчали.

   – Монсеньор, и все таки, – в глазах Ричарда читалась немая мольба, – вы хороший или плохой?

   – Юноша! – Первый маршал окатил своего бывшего оруженосца ледяным взглядом. А затем, выдержав паузу, обезоруживающе улыбнулся. – Это спойлер.