Мерзкая штука болото. Век бы в эту сторону не ходил, но пришлось. А все почему? Да потому, что есть такое наиотвратнейшее слово «традиция», что-де сыновьям порядочных царей из народных сказок так просто жениться не положено. Им положено из антиквариата стрелять да по поганым лужам хлюпать, невесту разыскивая. А какая невеста в сем распрекрасном месте обретаться может? Именно, зеленая-пупырчатая.

Вон, на кочке сидит, зенки вылупила и стрелу во рту держит, дескать, чтоб не ошибся, ясный сокол…

Иван-царевич выругался и сплюнул сквозь зубы, потом решительно направился к кочке. Отдавать стрелу по-хорошему зеленая пакость не захотела, пришлось тряхнуть посильнее. Ничего, отклеилась, на кочку шлепнулась. Ждет, типа, когда целовать будут.

А вот хрена с два сейчас ее поцелую, повернусь и домой пойду. Скажу бате, что все-де можно, можно перед народом позорить, трухлявый лук с гнилой тетивой вручать. Не, я, конечно, понимаю, что если из арбалета шандарахнуть, то вряд ли лягуха стрелу поймает, а если и поймает, жениться уже не на ком будет, но все-таки… Можно в трясину в парадных сапогах загонять, можно целый день по кочкам пролазить. Но чтоб невесту наугад брать, да не из дома, а с болота, ну это вообще нарушение прав человека.

Лягуха, похоже, что-то почуяла, потому что протестующее квакнула. Басом.

Ну голосочек, не приведи Жар-Птица. А ежели она пару саженей в обхвате и старше меня раза в четыре? Разве разберешь, как у этих зеленых с возрастом. Не, батя, сам целуй, сам женись, или сначала женись – после целуй. Это уж как природа потребует, а я уж как-нибудь…

– Ква! – потребовала лягуха, и физиономия у нее стала вдруг такая тоскливая, такая жалостливая, что Иван-царевич тяжело вздохнул и неспешно нагнулся к нареченной.

Ну, скажем, жаб целовать, то еще удовольствие. Сугубо на хранцузских царевичей сориентированное.

Может, милует сказочный уклад, и не превратится лягушка в девку, а?

Ну царевич рот рукой вытер как следует, глаза открыл и остолбенел аж. Не невеста обещанная, пусть в две сажени обхватом, взгляду его предстала. Не лягуха зеленая, болотная, как он в тайне надеялся. Сидел перед ним на кочке небритый детинушка разбойничьего виду, глазищи зеленые щурил и усмехался довольно.

– Ну спасибо тебе, Иван-царевич, выручил.
– Ты кто? – выдавил ошарашенный охотник на невест.
– Как кто? Царевич я, Василий Прекрасный и Премудрый одновременно. Не знаю даже, чего больше, – усмехнулся детинушка. – Стрелу я тебе отдал?
– Ну, – не понял царевич.
– Не «ну», а отдал, – бывший лягух загнул палец и выжидательно покосился на царевича. – Отдал, спрашиваю?
– Отдал, – признал Иван, еще не разумея, куда дело клонится.
– Заклятие ты с меня снял? – Детинушка загнул следующий палец.
– Ну снял, – не дожидаясь, подтвердил царевич.
– Снял, – повторил лягух, – теперь женись.
– Что?! – оскорбился Иван-царевич, – да я тебе… да я тебя…
– Так, – вдумчиво произнес детинушка, – садись, думать будем, – он подвинулся малехо, и неудавшийся охотник на невест машинально опустился рядом.
– Ну… – жениться на детинушке хотелось еще меньше, чем на лягухе.
– Смотри, – Василий вытянул лапищу под нос царевичу, – сказочный уклад что гласит? А сказочный уклад гласит следующее, – не дожидаясь вмешательства царевича, ответил сам лягух, – условие должно быть выполнено, иначе нельзя.
– Точно нельзя иначе? – обреченно поинтересовался Иван.
– Точно, – отрезал детинушка. – Поехали еще раз. Я тебе стрелу отдал? Отдал. Ты заклятье снял… Получается, что нельзя по-другому, – Василий и сам казался озадаченным и слегка расстроенным.
– Слушай, – сообразил вдруг Иван-царевич, – лягушка она должна ведь бабой быть, то есть, – замялся он, – девкой. Ну то есть бабского пола, ты же…
– Так, – обиделся Василий, – ты кого здесь бабой назвал? – Он демонстративно засучил рукава, открывая взору достойные лешего лапищи. – Ну-ка повтори, ты кого здесь бабой обозвал? Сам до болота дострелить не способен, честным лягушкам за твоими стрелами приходится лично ходить, а ты еще…
– Да погоди ты, – осадил его Иван, – не вопи, мудрую мысль мне спугнешь… В сказочном укладе говорится, что царевич должен из лука пустить стрелу златую в направлении топей, что стрелу ту лягушка подберет, которая и есть его нареченная Василиса… Лягушка, понимаешь ты, олух! – Обрадовался царевич.
– Не понял, – подобрался детинушка.
– Она, лягушка, – прояснил свою мысль Иван-царевич, – не он.

Детинушка задумался.

– Не подходит, – не одобрил он предложение царевича.
– Как не подходит? – испугался Иван.

– А вот так, – Василий рубанул лапищей воздух, – лягушка – это и она может быть, и он.

– Не, – не поверил царевич, – ты мне голову задурить хочешь. Лягушка – она, а он…

– Ну как будет? – хитро прищурился детинушка.

– Лягуш, – промямлил царевич, понимая, что прав ведь, квакуха зеленая, – или лягух…
– Во-от! – назидательно протянул детинушка, – получается, род для лягушки неважен. А раз так, то все условия выполнены, сватайся давай, а я для виду поломаюсь и пококетничаю, – Василий полуприкрыл заросшую щетиной физиономию рукавом, плеснул на царевича ресницами и блудливо хихикнул.

Иван не выдержал. Такого мата на болоте не слышали давненько. Даже детинушка впечатлился, прекратил лыбиться и внимать начал. Запоминал, то бишь.

– В общем, – подвел итог своей тираде Иван, – пошли вы все, с батей, с луком этим задрипанным… далеко пошли.

Царевич еще раз плюнул под ноги, шлепнул лук на кочку и повернулся спиной к лягуху.

– Э, ты куда? – сразу забеспокоился «невеста», – кто ж так поступает? Опозорил меня на все болото и тикать? А жениться, жениться-то кто будет?..

Иван-царевич обернулся на Василия и внятно изложил, кому, чем, а главное, как именно надлежит жениться на детинушке. Однако тот, к удивлению Ивана, наставления не воспринял, серьезностью намерений не проникся. Лишь ржать начал, весело да радостно, словно шутку какую славную отмочил.

Царевич, не говоря ни слова, побрел прочь.

– Эй, – догнал его детинушка, – погоди, не торопись.
– Чего еще? – подобрался Иван, – сказал же…
– Да тихо, тихо ты, – вдруг зашикал на него Василий, – не надо на мне жениться. Пошутил я…
– Пошутил?! – взъярился царевич.
– Эй, ну чего ты такой нервный? Валерьянки там попей. Ну или просто выпей… Потом, – попытался урезонить его Василий. – Ты только вернись давай, сейчас сестрица марафет наведет и на кочку вылезет.
– Какая сестрица? – сразу не сообразил Иван.
– Как какая? – удивился детинушка, – моя родная, Василиса Прекрасная. Понимаешь, сегодня, жениха ожидаючи, она все красоту наводила, наводила, да не навела к сроку. Вот и говорит мне, мол, Васька, посиди там пока, стрелу подержи, чтоб не потерялась, да суженого покарауль, а я сейчас быстренько… Ну только я обосновался, глядь, ты идешь… стрелу – цоп, меня – цоп и сразу без предупреждения целовать. Пришлось импровизировать, – Василий сокрушенно развел руками.
– Скотина, – проникновенно сообщил Иван, – предупредить не мог.

Детинушка смущенно потупился, ковырнул разок-другой носком сапога кочку.

– Ну извини…
– Ладно, – отмахнулся Иван-царевич, – сестру ждать станем. Она хоть как, не такое как ты, страшилище?
– Обижаешь, – насупился лягух, – я всем красавцам красавец. Первый на болоте. А уж она, вся в меня, только с косой.

Воображение быстренько дорисовало детинушке косу, и получившийся портрет потенциальной супруги вызвал непонятную слабость в коленях. Иван-царевич сел на кочку.

– Слушай, – попросил вдруг устроившийся под боком детинушка, смущенно отводя взгляд в сторону, – ты ей только не говори, что мы с тобой эта… целовались… Она же у меня языкатая – засмеет.

Иван-царевич потер ладонью лоб, надеясь избавиться от наваждения, но мир остался прежним. Впереди воняло и хлюпало болото, торчали кое-где изумрудно-зеленые в сравнении с бурой гладью кочки, ветер лениво шевелил камышинки, а вдалеке, у самой кромки чахлого леска, с тщательностью и педантичностью иностранного посланника, высоко задирая коленца, вышагивала серая цапля. Небось, лягух искала…

– Так и быть, – пошел на мировую царевич, – не стану.