Менестрель V

Спой, менестрель, о моем короле,
Прошу тебя, спой, я выдержу, знаю.
Белая роза на мерзлой земле:
Снег лепестков ветер ласкает.
Не дай мне сорваться из шепота в крик,
Вихрем тоски о скалы разбиться,
А подари мне забвенья на миг,
В горечи слов дай мне забыться.

Нет, не надо! Прости мне, я слаб:
Медленным ядом проклятая память,
Скорбь, что сквозь мили и сны проросла,
В кузнице прошлого душу мне плавить.
Пусть струны бьют – наотмашь, сильней!
От ветра столетий лица не укрою.
Струны как стрелы – но ранят больней.
Прости, что не умер рядом с тобою.

Я знаю, простишь – только сам не прощу:
Копья в земле – прощальным эскортом.
Мне холод предгорий, где ветром грущу,
Тебе – могилой глина Босворта.
Только лишь – имя, почти не дыша –
Взгляд застилают горячие слезы –
Трудно дышать – это просто душа
Кровью стекает на белые розы.

Да, ненавижу! Я знаю, что грех.
Втоптано в грязь – и мое тоже – знамя.
Только вперед – и теперь только вверх…
Скоро друзья, я буду с вами.
Предрешено, последний рывок,
Мечется ярость загнанным вепрем.
Лишь голос лютни во Тьме одинок.
Мой король мертв… не верю… не верю!

6 сентября 2003

2 октября

Стол, лист бумаги, летящие строчки.
Только не будет поставлено точки;
Листья-ладони кружат невесомо,
В чаше вино – но об этом особо.

Тихо, беззвучно – никто не услышит
Как ветер осени памятью дышит.
В вазе хрустальной три белые розы,
Вместо воды лишь – прозрачные слезы.

Только улыбки, не время для грусти,
Клятва прощания сердце отпустит.
Бьется в окно одинокая ветка,
Брошенным словом свет падает метко.

Книга раскрыта – я помню, я знаю.
Время беззвучно страницы листает.
Шепот лесов и упавшие звезды.
Только сегодня – не рано, не поздно.

Бьется в окно одинокая птица,
Рвется на волю, не может разбиться.
Стрелки застыли: без вечности восемь,
Медленно на руки падает осень.

Снег лепестков – пусть вино будет красным.
Кто-то не верит? Ну и напрасно.
Тихо, по имени – струны ли, ветер?
Мне не спросить, а тебе – не ответить.

Нервно срываются пламенем свечи –
Памятью, грустью и символом встречи.
Бьется в окно гордо ветер нездешний –
Чувством полета, безумной надеждой.

Свечи и розы, раскрытая книга,
В чаше вино – и оно ждет лишь мига.
Стол, лист бумаги, летящие строчки.
Только не будет поставлено точки

30 сентября 2003

2 октября – II

В незакрытое окно – ветер,
Догорает, не спеша, осень.
Я спрошу – только кто ответит;
Просто песен душа просит.

Размешал все закат краски:
Полыхает багровым небо,
Белым розы, вино – красным.
Помню, знаю, хоть я там не был.

О тебе, мой король, петь струнам;
Опоздал я стать рыцарем только.
Лист бумаги, летящие руны –
Только что от стихов моих толку?

Этот день – просто дверь в вечность.
Я узнал его, вспомнил – сразу.
Нервно в танец срываются свечи
Легкой тенью несказанной фразы.

Что мне толку спорить с судьбою?
Но я буду спорить упрямо.
Дождь в дорогу забрал ты с собою:
Путь домой – только вверх и прямо.

А в окно желтым листья-ладони:
Ветру встречи покой неведом.
Лишь глаза навсегда запомнят
Бесконечно прекрасное небо.

Недописанной быть поэме.
Недосказанной быть правде.
Осыпается листьями время,
Чтобы на руки звездами падать.

1 октября 2003

Посвящение Ричарду

Не ищи мою тень, не тревожь мой покой ломким шорохом снов,
В ледяной пустоте, где звучат голоса нерожденных миров.
Где ладони согревает, разгораясь, пламя звезд.
Где над пропастью мгновений не построить мост.
Твой взгляд из-под ресниц
И крики черных птиц
Рвут сердце на куски
Осколками стекла,
Осколками стекла.
В тех снах, где мы одни,
В ладонях протяни
Осенний желтый лист
И капельку тепла,
И капельку тепла.

Не молись небесам о погибших в бою: все равно – не вернуть.
Бьют лучи по глазам: то дорога в закат – наш непройденный путь.
За меня поставь свечу и я прошу – не надо слез.
Там у камня на земле слишком много белых роз.
Вновь звон клинков в ушах,
И мечется душа,
Срываясь птицей ввысь,
Свивая боль в струну,
Свивая боль в струну.
И сжавшийся кулак,
И красно-белый флаг,
И гордый белый вепрь
Бежит по полотну,
Бежит по полотну.

Ты балладам не верь, что поют обо мне – просто плачет струна.
На дороге потерь, на дороге в закат, всех рассудит война.
Протяни ко мне ладони и почувствуй в пальцах дрожь.
Там, где в танце закружит нас осенний дождь.
Дыхание свечи –
И вновь душа кричит
И рвется на цепях
Среди холодных звезд,
Среди холодных звезд.
Тоской на плечи плащ,
Прошу тебя – не плачь.
В груди ревет огонь,
Вставая в полный рост,
Вставая в полный рост.

Так зачем я тебе – одинокая тень, проигравший герой?
Нервный шаг по струне – только это обман: нет дороги домой.
Посмотри: свеча сгорела, в твои окна бьет рассвет.
Ты опять не спишь, ты ищешь мой неверный след.
Но протяни ладонь,
И трепетный огонь
Коснется твоих рук
В молчаньи теплых фраз,
В молчаньи теплых фраз.
И хрупкий мягкий сон
За гранью, вне времен,
Где мы с тобой кружим,
Не закрывая глаз,
Не закрывая глаз.

5-12 марта 2004

Последние сны

   Легкий утренний ветер шелестел травами, срывал первые желтые листья, хлопал тканью простой походной палатки. Солнце еще не взошло. Рассвет разгорался, разгорался, и никак не мог разгореться, будто кто-то от всей души полил весь горизонт дождями. По лицу спящего в палатке человека скользили тени. Было не понятно – то ли улыбается, то ли хмурится во сне. Оставалось совсем немного: вот сейчас он встанет, поднесет к лицу горсть воды, облачится в доспехи, что стоят тут же рядом – чуть ли не единственная достопримечательность аскетично обставленного жилища, и выйдет в утро. Но это еще не сейчас, время еще оставалось – совсем немного. Это потом вслед за рассветом придет осень. Это потом хронисты обмакнут в чернила свои перья и выведут скупые равнодушные строчки на пергаменте. Это потом, подменив черное белым, героев назовут предателями, а предателей – святыми; имена горстки безумцев смешают с осенней грязью и предадут забвенью, а их потомков лишат земель и титулов. Это потом, все это – потом. А пока, пока он просто спал – в последний раз.
   А над миром медленно и неотвратимо вставало солнце. Было раннее утро 22 августа 1485 года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа.

* * *

О чем твои сны в предрассветной тиши?
Нет, не спеши просыпаться, король!
Дай исцелиться ранам души,
Слышишь – уходит привычная боль?
Чувствуешь – время меж пальцев водой?
Звезды так близко – ладонь протяни.
Это начало дороги домой,
Просто желанье остаться в тени.
   Шаг по ступеням на призрачный мост,
   Миг – и не будет сил повернуть.
   Видишь – во тьме среди светлых звезд
   Узким клинком серебрится твой путь?
Такого тепла не подарит вино –
Как руки любимой на сильных плечах.
Мгновенье покоя забыть не дано.
И крохотной искрой прощанья – свеча.
А, может быть, снится потерянный дом,
Забытое детство, роса на траве,
Северный ветер и хлеб с молоком,
И – облака в предрассветном огне?
   Не гаснет свеча на прощальном ветру –
   Трепетным пламенем бьется душа.
   Врут менестрели – я тоже вру –
   А солнца лучи не спешат, не спешат.
Горечи привкус в чаше побед?
Пламя заката на гранях клинка?
Лица друзей – тех, кого рядом нет?
В грохоте битв догорают века?
А, может быть, просто снится гроза
И отблески молний на гранях весны?
Но ты не спеши открывать глаза:
Это твои последние сны.
   К горлу беззвучно подкатит тоска,
   Лишь небо вспорют солнца лучи.
   Время пульсирует кровью в висках
   В такт колыханию гордой свечи.
Магия хрупких последних минут
Тает в неровном дыханье листвы.
Рушится ночи прохладный приют,
Падают звезды, сгорают мосты.
Ветра круженье и танец свечи,
Бликов с тенями на травах игра.
Ровно, уверенно сердце стучит.
Солнце взошло. Вот и все. Пора.
   Ветер расправит плащ словно крылья
   В ярости скачки последней атаки
   Тех, кому стать легендой – и пылью.
   Кто же мог знать, что все кончится так вот.

30 марта – 20 мая 2004

На дороге от Босворта к Гразе

На дорогу от Босворта к Гразе
С неба падают светлые звезды –
Мелким крошевом, льдисто-алмазным.
Терпкой горечью слова «поздно»
На губах застывает имя,
Что не в силах стереть столетья –
Пусть падут все в мире твердыни,
А в развалинах стонет ветер.
Ни юг, ни восток, ни запад, ни Уэльс, ни английские лорды
Потери не осознают: лязг стали – прощальным аккордом.
Шотландских предгорий вереск, ирландский душистый клевер,
Йоркшира скалы и волны: погибших оплачет Север.

На дороге от Босворта к Гразе
Сны и осень в ладонях колдуньи.
Ранит сердце мечта не сразу –
Только волчий вой в полнолунье
Душу рвет на части тревогой,
Неизбежным страхом потери.
Нервной дрожью зовет в дорогу
Сквозь холодный туман и метели.
Под ветром сухие травы к земле приклонились низко –
Уже ничего не исправить: зима безнадежно близко.
Цветов не дождаться первых, весной не встречать рассветы,
Лишь падают времени листья: в крови захлебнулось лето.

На дороге от Босворта к Гразе
Листопад и яростный ветер,
Тени слов несказанной фразы
Сквозь дожди пронесут столетья,
Сквозь кружение паутинок
В невесомо изящном танце.
Шорох ломких тревожных льдинок,
За которым как вздох – останься.
Беззвучно в ночи сомкнется печали холодный омут,
Тоску и древние свитки огонь не посмеет тронуть,
А вечное небо грусти окрасит пожар востока;
Взмах крыльев – земля отпустит. Легко, навсегда, жестоко.

Вдоль дороги от Босворта к Гразе
Прорастают белые розы –
Словно в песне, в забытом рассказе:
Только горло сдавили слезы.
Только криком с губ рвется – имя,
Что не в силах стереть столетья –
Пусть падут все в мире твердыни,
А в развалинах стонет ветер.
Уйдешь, так и не оглянувшись, туда, где не бьют в спину.
Плащом ляжет Тьма на плечи, беззвучно собой обнимет,
А звездный ветер расправит знамена с вепрем и волком…
Пусть будет легкой дорога, четвертый сын герцога Йорка!

24 мая – 26 июня 2004

* * *

Конь споткнулся – дурная примета;
Ты приметам не веришь упрямо –
Что с того: догорает лето,
Значит путь твой – вперед и прямо.
Значит, ветру раскрыв ладони,
Ты шагнешь по ступеням – в небо,
Этот день навсегда запомнив,
Словно запах ржаного хлеба.

Впереди тебя ждет сраженье.
Ну подумаешь, конь споткнулся!
Разве это уже пораженье?
Уходя, ты не оглянулся…
Может быть, имена героев
Канут в Лету, во тьму забвенья,
Только те, что пошли с тобою,
Как и ты не верят в знаменья.

Ветер в танце закружит листья,
Ты застынешь в молчаньи гордом.
Для чего и кому молиться?..
Просто верность делает твердым.*
Восемь четких шагов по грани,
По струне, а девятый – в вечность.
Только память – открытой раной,
Тенью снов и надеждой встречи.

Не вернуться домой к любимой –
Дома нет, и никто не встретит.
Только чье ты прошепчешь имя
За мгновенье до шага в бессмертье?
Конь споткнулся – дурная примета;
Ну и что же, такое бывает.
За спиной догорает лето;
Осень ветром лицо ласкает.

[…Просто верность делает твердым… – Loyaulte me lic! – «Верность делает меня твердым!» (или «Верность меня обязывает!») – Девиз Ричарда III Йорка]

9 июня 2004

Менестрель VIII

Это война. Ты шагнешь за порог,
Чтоб затеряться в сплетеньи дорог.
Тают мгновенья, все словно в забытом сне.
К горлу беззвучно подкатит комок:
Стоит ли дверь закрывать на замок?
В следующий раз ты вернешься дождем по весне.

Конь под седлом, черный плащ на плечах,
Скрещены лютня и ножны меча.
Капли дождя смывают минутный страх.
Теплое лето, но в сердце метель.
Ты ведь не воин, ты – менестрель.
Злая усмешка застыла на сжатых губах.

Больше, чем верность присяге, и выше, чем честь:
Герои войны уходят в молчании гордом.
Над Англией мчится на крыльях черная весть;
Знамена на битву с врагом собирают лорды.

Скачка сквозь ночь под холодным дождем.
Смерть уже близко; она подождет.
Ты же ведь знаешь, что это совсем не игра.
Может не стоит себя так ломать?
Ты не умеешь – пока – убивать.
Но, не свернув, ты будешь скакать до утра.

Холодно – пусть; согревает мечта:
Ты веришь в то, что спасет красота,
И этот мир будет жить еще тысячи лет.
И не турниры твой радуют глаз –
Россыпи дивных невиданных фраз…
Знаешь, ведь жизнь твою оборвет арбалет.

Солдаты спят у походных костров – вокруг,
Плачут о доме потерянном звонкие струны.
Завтра ударит в спину вчерашний «друг»…
Время оставит от вас полустертые руны.

Птица ночная тревожно кричит,
Плащ на ветру словно пламя свечи,
Ночь рассыпает над миром вещие сны.
Белая роза и алая кровь –
Кто на войне станет петь про любовь?
Армия движется к сердцу твоей страны.

В темных зрачках серебрится Луна.
Сердце в груди стонет словно струна,
Трепетно бьется над Севером звездный венец.
…Ну, вот и Босворт; а вот и заря.
Брошена жизнь на плиту алтаря.
Что же, прощай, и… удачи в бою, певец!

Для поколений потомков жестокий урок
Судьба с издевкой в лицо беспощадно бросит.
Ты в том бою молчать и не петь не смог –
С песней войны на губах ты встречал ту осень…

14 сентября 2004

Прощание

Птицей на взлете сбитой медленно знамя падает.
Вот и финал. Разбиты. Осень струится ладаном…
Ржанье коней и стоны, грохот и крики раненых.
Стылым свинцом – корона. И не пройти путь заново.
Прощайте навсегда
Все те, кого любил.
Я вовремя, увы, не заучил урока.
Последний взмах меча –
Как взмах тяжелых крыл:
Я ухожу во Тьму – без цели и до срока.

Силы мои уходят. Стали круженье плавное.
Гулкий пустой колодец – в память со вздохом падаю.
Ядом, надеждой встречи, в мыслях последних милая…
Сном успокоит вечным Босворта глина стылая.
Удар клинка – пора.
Сражались до конца.
Но лишь холодный дождь нас по весне оплачет.
Нездешние ветра
Касаются лица.
Еще бы жить и жить… Мы не смогли иначе.

Хрупким прощальным даром – небо бездонно синее.
Кровь на ладонях – алым. Смерти дыханье – инеем.
Осень и вздох последний, слово со вкусом хереса
Ветер вплетет в легенду легким узором вереска.
Еще последний шаг
По рвущейся струне.
Раскрыв ладони вверх, я в небо взмою птицей.
В грязи остался флаг.
В холодной тишине
Я обернусь на миг, чтобы навек проститься.

21-23 сентября 2004

Баллада выжившего знаменосца

Теплый день улыбался, но было совсем не до смеха.
Я к ручью склонился и пил – пил себя не помня.
И, шатаясь под тяжестью смятых в бою доспехов,
О траву я вытер клинок, обагренный кровью.

Там, под сводами леса, о чем-то кричали птицы,
Теплый солнечный луч скользнул по лицу несмело;
Я хотел – не уснуть, я хотел – не забыть, не забыться.
А еще – умереть, а небо о жизни пело.

Не бежал я, о нет, я просто в бою был ранен.
А когда я очнулся, уже завершилась битва.
Огляделся вокруг – но исчезло бесследно знамя.
Огляделся и вспомнил с тоскою: мы были разбиты.

…Мы летели навстречу судьбе железной лавиной.
Я бы даже сказал, что мы были в чем-то бессмертны.
И летел наш клич «Йорк!», а кто-то любимой имя
Как святая святых прошептал на прощанье ветру.

На подъем все мы были легки: что же, драка так драка!
Не одежды вельмож – сталь доспехов была нам привычней.
Первый меч королевства нас вел за собою в атаку –
Придававшая силы нам верность именем Ричард.

Я скакал рядом с ним по привычке по правую руку,
С отставаньем в полкорпуса будто бы по этикету.
И сливался стук сердца с безумным копыт перестуком,
Ну а там, за спиной, безвозвратно сгорало лето.

Ускользающий запах ржаного душистого хлеба
Обернулся тоской по всему, что придется бросить,
И уже касалась лица сквозь прорези шлема
Невесомо-прохладным дыханием близкая осень.

Не останется песен, но, может, кому-то приснится –
Хотя я, если честно, не очень-то в это и верю –
Как до боли, до хруста костей я сжимал в деснице
Красно-белое знамя с гордым матерым вепрем.

Было – небо; и горько-пьянящее чувство полета.
И наш путь за предел, уводящий прямой в неизвестность.
Было пение ветра – прощально-надрывная нота.
Билось кровью в висках понимание – нам здесь не место.

Не сумели сберечь, потеряли страну, проиграли.
Мы на ровном месте смогли так нелепо попасться!
И в ловушку предательства сами себя мы загнали;
Но безумно хотелось еще ненадолго остаться.

Чтоб вдыхать запах трав, подставляя солнцу ладони,
Чтобы ветер в лицо и бежать за мечтою по следу.
Это был только миг, но его навсегда я запомнил
И по-детски наивно зачем-то поверил в победу.

А потом – ряд щитов, отражение страха на лицах,
И был страшный удар, ломавший копья и судьбы.
Пусть хронисты со временем всех нас запишут в убийцы,
И за верность присяге и чести посмертно осудят –

Все равно не бывает судьи страшнее, чем совесть.
А она в том бою нас била наотмашь – по нервам.
Был еще горький привкус, не знаю – гордыня ли, гордость? –
Имена позабудут, а нет – проклянут. Все верно!

Победители пишут историю; в ней мы – изгои.
Ну и что, что в крови одинокая белая роза?
Не вернуть нас молитвами, так что – не надо, не стоит.
По ушедшим за Грань проливать уже поздно слезы.

Лишь родные нам будут потом тайно ставить свечи –
Мы и сами свечами в безумном бою том сгорали.
Словно вся тяжесть мира легла на усталые плечи:
Не жалея себя, для врагов не жалели мы стали.

А тоска все сжимала когти – хоть вой ты волком!
В спину били «свои» – мы предателей поздно узнали.
Да, конечно, дрались мы как боги – а толку?
Наших вдов, к сожаленью, от этого меньше не станет.

Кто рискнет через сотни лет собирать осколки?
Кто поверит в нас, услышит сквозь лязг оружья?
Кто увидит сквозь сны выражение глаз, а не только –
Перекрестье, удар, ложный взмах, разворот, полукружье?..

Пляска стали – она как танец осенних листьев.
И за песней клинков стон предсмертный бывает не слышен.
Взмах, удар, разворот… – я умел только так молиться.
И за мертвых друзей, и за тех, что все еще дышат.

Чтоб исправить ошибки жизнь не дается дважды,
А в бесстрашье героев – не надо, лучше не верьте!
Не узнает никто, как сходили с ума от жажды
Наши кони и мы под палящим дыханием смерти.

Небо – купол расколотый, смяты врата королевства.
Это осень до срока пришла за рассветом по следу.
Мы встречали ее, оставляя печаль ей в наследство,
И один за другим уходили молча – в легенду.

Обреченность безумцев – не спорю, сюжет избитый.
И забвенье в веках – это, в общем-то, тоже не новость.
Не расскажет всей правды никто; а мы будем убиты.
Дождь на Босвортской глине нашу напишет повесть.

Я не видел, как падал Ричард – я рухнул раньше.
В бок обломок копья – бывает. Какая мелочь!
Все что смог я запомнить, теряя сознанье от раны –
Пятна крови моей на штандарте, когда-то белом…

А потом я проснулся – то было стократ страшнее –
Среди мертвых друзей, не в силах молчанья слышать,
Умирая от жажды, что стала всего важнее.
Я не знаю зачем, я не должен, не должен был выжить!

Я не помню, как в полубреду добрался до леса,
Ненавидя себя – за рану, за жизнь, за слабость.
Теплый ласковый мир, в котором мне больше нет места.
Я, как лист на ветру; а друзья… никого не осталось!

Может, мой король жив? Я в это и сам не верю…
Я ведь слышал, как он нам сказал: «Я умру сюзереном».
Я его не нашел. Не нашел я и знамени с вепрем,
Пред которым мы все преклонили когда-то колена.

Что я чувствую… Дикую ярость? Боль от потери?
Стыд за то, что я жив? – но это слова всего лишь.
А еще за то, что не стало последней постелью
Поле Босворта мне, глухую обиду и горечь.

Что мне делать, куда мне идти, я теперь вне закона?..
Я хочу умереть, в попытке отбить наше знамя!
А закатное солнце все так же искрится в кронах…
Я не знаю, как жить да и стоит ли мне – я не знаю…

Пятьсот двадцать первая осень

Ощущаемый кожей фантом застарелой беды.
Руки ищут на поясе меч неумело-неловко.
Это чем-то сродни погружению в толщу воды
И разрыву от крика и ярости сдавленных легких.

Каждый год в этот день истончается зыбкая грань:
Можно даже увидеть сиянье доспехов и флаги…
Так срывались в галоп англичане, не чувствуя ран,
Вслед за рыцарем, вставшим на пике последней атаки.

Еле слышный на грани реальности призрачный вздох:
Над равниной кружит, потерявшись в веках и ненастье,
Невесомая разница между изломом эпох
И банальной, понятной сознанию, сменой династий.

Серый камень и белые розы – и пламя свечей.
Ветер первые листья, небрежно срывая, уносит.
Кровь вина в хрустале в перекрестье закатных лучей –
Это просто подкралась пятьсот двадцать первая осень.

22 августа 2005